Posted in 
Грубыe мoрды — и вoзвышeнныe лики, oттeпeльный oптимизм — и дoрeвoлюциoннaя мeлaнxoлия. В нoвыx выстaвкax мoскoвскиe музeи прeдлoжили нeoрдинaрный мнение нa XX стoлeтиe из вeкa XXI. Трeтьякoвскaя гaлeрeя прoдeмoнстрирoвaлa прoeкт сoврeмeннoгo xудoжникa Никoлaя Кoшeлeвa «The Moon Pool. Aрxив», пoсвящeнный выдумaннoму гeнию эпoxи симвoлизмa, a Музeй AZ сoбрaл пoртрeты нoнкoнфoрмистoв и иx пoслeдoвaтeлeй. В oбoиx случaяx пoлучилoсь нoстaльгичeскoe, с улыбкoй, рaзмышлeниe o прoшлoм, нo oднoврeмeннo и o вeчнoм. A глaвнoe — o силe искусствa, прeoбрaжaющeгo рeaльнoсть.
У Никoлaя Кошелева разыгрывание начинается уже с названия: сносно связанного с англоязычной культурой не то — не то контекстом в «The Moon Pool. Архив» ни слуху, равно как и в самом деле архивных материалов. Ганимед экспозиции — вымышленный богомаз начала 1900-х Алексаня Зильверхоф. Кошелев сочинил ему биографию, собрав в ней коллекцию характерных анчутка молодежи Серебряного века: сие неустроенный, мятущийся малолеток, пылко-романтичный, населяющий не столько в реальности, (в в мире своих фантазий. Его opus magnum — балет «Лунный пруд», будто бы запланированный к постановке Дягилевым — скажем и не добирается после сцены, после аюшки? Зильверхов пропадает не принимая во внимание вести. «Немногочисленные оставшиеся к тому моменту братва считали, что возлюбленный покончил жизнь самоубийством, находясь в состоянии душевного надлома» — сообщает реферат.
Создав персонажа, напоминающего симультанно Михаила Врубеля и Виктора Борисова-Мусатова, Кошелев неизвестно что подобное делает в экспонатах: эскизы, декорации и атрибут загадочного балета отсылают зрителей к творчеству сих двух гениев. Текучие, под (видом плачущие линии, господство пастельных тонов, масса оттенков синего, розового и зеленого, нарочитость и фантасмагоричность образов. Хоть искать конкретные референсы и пробовать мысленно разложить сверху составляющие каждое картина (вот это — через того-то, а ведь — оттуда-то), а не грех просто погрузиться в иллюзию, проникнуться красотой наподобие таковой. Не забывая, (само собой) разумеется, что всё сие на самом деле аполлон XXI века — не стилизаторство, но рефлексия, эпизо не без доли иронии.
Стоит признать, для российских музеев род выставки-мистификации — уникальный. Потому-то в первую черед в голову приходит аналогия с относительно недавним зарубежным проектом — нашумевшей венецианской экспозицией Дэмиена Хёрста. Цифра года назад британский наставник заполнил два дворец на Гранд-канале скульптурами, как бы извлеченными со дна океана, с затонувшего корабля, какой-никакой вез культурные сокровище и сокровища (художник аж не поленился создать mockumentary — видеодокументацию работы водолазов). Мраморные изваяния обросли кораллами, ювелирные фабрикаты покрылись патиной, и совершенно бы ничего, хотя среди греческих героев затесался Микки Маус, а египетские золотые жуки-скарабеи соседствовали с роботом-трансформером.
Кошелев, несомненно, таких постмодернистких фокусов избегает. И на (место внешней деградации художественной фактуры, имитирующей безжалостную руку времени, у нашего соотечественника показана регресс иного плана — психический разлад эпохи, таяние витальности. История Зильверхофа рифмуется с сюжетом самого балета, идеже страдающая от несчастной любви мадемуазель увлекается в небытие духами озера. Же, как и Хёрст с его кораллами и трещинами получи и распишись мраморе, Кошелев очарован красотой декаданса.
Разве в The Moon Pool пишущий эти строки встречаемся с героями вымышленными, так на выставке «Лики / Лица / Морды» — с реальными. Художники-нонконформисты предстают тогда и как авторы, и на правах модели — например, прекрасные характерные изображения Владимира Немухина и Дмитрия Краснопевцева кисти Анатолия Зверева соседствуют с ранними, нетипичными по мнению стилю автопортретами Эдуарда Штейнберга и Дмитрия Плавинского.
Безграмотный менее интересны работы, идеже обладатели физиономий и вконец неизвестны: целая пинакотека экспрессивных образов того а Зверева забавно рифмуется с мордоворотами Олега Целкова. Пара художника подходят перед глазами к границе, за которой сейчас начинается карикатурность, однако не переступают ее. (то) есть бы ни были смешны и нелепы запечатленные ими (а может — как и придуманные?) персонажи, глотать в них что-в таком случае трогательное, беззащитное, как бы, наверное, и в самих сих гениях.
Все герои выставки — и тетенька, кто изображены, и тетюха, кого изображали, — выходец из СССР. Же вот парадокс: хорошо советского в экспозиции кто в отсутствии. Ксения Асеева, пожилая Музка Зверева, превращена им в бесконечно юную Мадонну, физия которой будто светится; Леся Пурыгин, представив себя в форме генералиссимуса, окружает самоироничный автопортрет сонмом босховских сюрреалистичных существ.
Рядить о реальной хрущевско-брежневской эпохе точно по этим образам яко же бессмысленно, равно как о николаевских годах — числом фантазиям Кошелева в Третьяковке. Хотя в чем-то лицедейство правдивее жизни. У каждого времени — своя очаровательный. И времена проходят, а изящество, однажды созданная, остается. В конечном а счете образ эпохи закрепляется в веках не кто иной через искусство. Допустим даже это живопись — чистая фантазия.
Доксограф — кандидат искусствоведения, программа «Известий»
Позиция редакции может без- совпадать с мнением автора
Раздробиться:
Подпишитесь и получайте новости первыми
ВКонтакте
Связь
Яндекс.Дзен
А тоже читайте «Известия» в Яндекс Новостях